В начале погода, потом и-нет карта закончилась, потом школа!!!!!!! Аууу.....!!! Спасите помогите!!!! (называется)...
А у мя, как погода плохая так всё пиши пропало...... вот по этому случаю вылажываю фик....
Когда опадают листья
Автор: Penguin
Переводчик: Drake (drake237@newmail.ru)
Бета: Lonely
Пейринг: Гарри/Драко
Рейтинг: R
Жанр: romance/angst
Summary: "Вот что война сделала с нами. Мы воевали, мы боролись за правое дело. Но война заставила нас забыть нечто самое важное, за что мы сражались..."
Disclaimer: как всегда, не моё
Оригинал: http://www.fanfiction.net/read.php?storyid=1002798
Разрешение на перевод и публикацию: получено
С вершины холма открывается великолепный вид на парк и озеро. Само поместье скрыто деревьями, и виден лишь юго-западный угол крыши. Прекрасное место, чтобы прийти и поразмышлять. Ты можешь стоять здесь, и легкий ветерок будет ласково ерошить волосы, или, если ветер сильный, швырять их в лицо и в глаза. Ты можешь смотреть на озеро, неподвижное и спокойное, словно зеркальная поверхность под голубым небом, или суровое и серое, словно свинец, покрытое рябью от бесчисленных сердитых волн. Тебя окружает холмистая местность - голая и тоскливая зимой, покрытая нежной зеленью весной, утопающая в пышной растительности летом, одетая в яркие красные и золотые цвета осенью.
Сейчас снова осень. Я вдыхаю запах земли и прелых листьев - запах гниения, запах смерти. Воздух прозрачный и морозный, солнце согревает лицо, тогда как ветер холодит спину. Я плотнее кутаюсь в плащ, и окидываю взглядом холмы, крыши в деревне, деревья, расцвеченные всеми оттенками зеленого и оранжевого, красного и золотого.
Красный и золотой.
Я смотрю на деревья, но вижу только свои воспоминания.
Красный и золотой.
В детстве я время от времени приходил сюда, будучи подростком, появлялся реже. Потом, на несколько лет, я забыл, что это место существует.
Вот что война сделала с нами. Мы воевали, мы боролись за правое дело. Но война заставила нас забыть нечто самое важное, за что мы сражались. В конечном счете, наши глаза не замечали ничего, кроме зла. Мы видели только тьму и измену, кровь и смерть.
Сейчас мне двадцать пять. Но возраст – не показатель. Часто я чувствую себя гораздо старше земли под моими ногами.
Я вижу красоту осенних листьев, деревья похожи на костры, пылающие на фоне недавно вымытой синевы неба. Нет ни облачка.
Я смотрю на свою жизнь. Для кого-то, глядящего со стороны, может показаться, что она так же безоблачна.
Я все еще молод (по крайней мере, так говорит мне мой возраст - лживое, ненадежное число). Я не обделен ни богатством, ни красотой, ни умом. У меня - хорошая работа и красивый дом.
Да, он красивый. Элегантная мебель, изысканные ткани, удобные кресла перед камином. Большие окна, выходящие в парк, впускают яркий свет. Но некому провести пальцем по отполированному дереву, некому открыть утром тяжелые шторы и улыбнуться новому дню, не с кем разделить жар огня в камине, поиграть в шахматы, выпить бокал вина, обсудить события дня. Некому устроить бардак в больших нежилых комнатах, испачкать ковры тяжелыми ботинками, навалить в раковину грязную посуду.
Мой дом прекрасен, но в нем не достает самой сущности дома. Нет никого, с кем можно здесь вместе жить. Мой график заполнен поездками и встречами. В моём доме много дорогих вещей. Но моя жизнь пуста. Пуста, если бы не те вспышки красного и золотого.
* * *
- Дрейк, дорогой, - говорит она за столом в ресторане, постукивая длинным наманикюренным ногтем по хрустальному бокалу. - Не хочу показаться любопытной, и ты знаешь, я никогда не сплетничаю. Но... ходят слухи, что ты с кем-то встречаешься...?
«О, Панси, милая, конечно, я знаю, что ты никогда не сплетничаешь.
Ты сама-то веришь своим словам? Ты действительно думаешь, что я верю в них? Или же все дело в том, что мы оба знаем, что все это ложь?»
Я отвечаю ей безупречной улыбкой. Она настолько слабая, что это почти и не улыбка. Ей остаётся только удивляться, видела ли она тень улыбки в уголках моего рта или ей показалось, и что она означает, если это действительно была улыбка.
Панси всегда хотела меня. Она хочет меня даже сейчас. Я могу видеть это по тому, как её взгляд задерживается на моих губах. Панси считает меня своей законной собственностью, несправедливо отказавшейся от неё. Сейчас она замужем, она - мама и беременна вторым ребенком, но все еще хочет меня. В её мире я принадлежу ей. И она никогда не простит мне, что я так и не сделал ей предложение. Или то, что я никогда не целовал её в губы, даже когда мы встречались. Я целовал её лицо, уши, шею, плечи, но никогда в губы. Я всегда изящно уклонялся от ее попыток коснуться моих губ. Она никогда ничего не говорила об этом, но я видел, как растёт её замешательство с каждой моей уверткой. Я видел, что Панси злилась и обижалась. Думаю, что она все еще хочет свести счёты, и с ней я каждую секунду на чеку. Я не перестаю ожидать нападения. Но только один человек когда-либо целовал меня в губы, и я хочу, чтобы так и оставалось.
Я смотрю на свой бокал. Пламя свечи отбрасывает мягкий свет, отражаясь через рубиновую жидкость на блестящей поверхности дубового стола.
Яркая вспышка красного и золотого проносится в моей голове.
- Я встречаюсь с кем-то? Нет, Панси, дорогая. Когда мне нужно коснуться чьего-то тела, когда мне нужно, чтобы кто-то коснулся меня, я найду того, кто даст мне это. Но я никогда не занимался сексом дважды с одним и тем же партнером. Я никогда не смотрю на них. Я не вижу их. И Панси, дорогая, у тебя нет никакой необходимости ревновать, потому что я никогда не целовал их, ни одного.
* * *
Этой ночью мне снова приснился сон. Мне снилось тело, прижатое к моему. Уголок красно-золотой квиддичной мантии, словно защитное крыло, накинут на мои плечи. Теплое дыхание на моей щеке, приглушенный смех в моем ухе, реакция моего тела – несмелый отклик, но все же ответ. Губы, скользнувшие по моей щеке, с жаром накрывают мой рот, и я трепещу, когда мои руки протягиваются к его талии, чтобы прижать его ближе. Он нежно смеется, этот звук вибрирует на моих губах. Он хочет меня. И, о Боже, я хочу его. Я - Малфой, и ничто не может вывести меня из состояния равновесия. Но сейчас меня трясёт, я хочу, я испытываю сильное желание, и не могу скрыть это. Мои нервы натянуты до предела от самого сладкого напряжения, которое я когда-либо чувствовал, и мои мысли в смятении исчезают. Я прекращаю даже пытаться понять, что происходит. Я просто закрываю глаза и позволяю моему телу раствориться в нем. Раздвинув губы, его язык проникает в мой рот. Все, что я сейчас слышу - дыхание, моё, его, и глубоко в его горле что-то, что напоминает стон. Мои руки поглаживают его обнаженную спину. Я не заметил, как они скользнули под его джемпер. Мой язык в его рту. Интересно, почему мне хочется упасть в обморок от страсти. Я никогда не чувствовал ничего подобного. Как это возможно, хотеть кого-то так сильно? Того, над кем ты издевался, отравлял жизнь и остерегался, посвящая этому годы своей жизни. Как это возможно, что он хочет меня?
Сон ускоряется. Падение одежды. Красной и золотой, зеленой и серебряной. Она смешивается в кучу. Когда одежда снята, мы уже другие, но в то же время мы всё те же. Цвета, которые идентифицируют нас как соперников, конкурентов, врагов, сброшены, и теперь есть только кожа, наши обнаженные тела, мои руки, такие белые на фоне его загара, голая кожа, дрожащая в холодном воздухе под нетерпеливыми руками, гладкая под горячими ладонями. Темп ускоряется, мы соприкасаемся и двигаемся, вжимаемся и ласкаем, облизываем и кусаем, толкаемся и задыхаемся и, наконец, вскрикиваем. И при звуке этого крика я просыпаюсь. Мои руки обыскивают пустую постель в поиске горячего тела, стремясь урвать хоть чуточку наслаждения.
На моем лице слезы, и я все ещё слышу эти крики. В течение дня они продолжают звучать в моей голове.
* * *
Сон – это воспоминание, повторяющий события, которые не могут быть вычеркнуты из памяти.
Я не могу их забыть, значит, мне нужно попытаться заглушить крики другими звуками, представить другие картины вместо причиняющих боль образов кожи, и волос, и смеющихся глаз, красного и золотого, перемешивающихся с зеленым и серебряным.
Я работаю. И хорошо выполняю свою работу. Никто так не одержим работой, как я. И никто не подозревает о настоящей причине моего усердия. Они понятия не имеют, что этим я пытаюсь забыть кое-что другое.
Кого-то другого.
Я пытаюсь забыть. Но существует голый факт – он пропал без вести. И прошло уже больше года.
Его ищет Специальная Команда Авроров, но им пока не везет. Нисколечко.
Мы до сих пор не отошли от потрясения после войны. Мы наводим порядок и налаживаем дисциплину, разгребаем завалы, которые война оставила после себя в магическом мире. Я никогда не мог вообразить степень человеческого страдания и боли, свидетелем которого я стану. У меня не хватает фантазии представить на какую невероятную жестокость способны люди. Когда появляется возможность причинять боль и лишать жизни, нет пределов человеческой изобретательности. Крайняя противоположность нашей беспомощности, когда мы пытаемся оказывать медицинскую помощь, находить эффективные способы исцелять и возвращать к жизни.
Мы уже открыли два травматологических центра, и сегодня мы открываем третий, в крыле больницы Святого Мунго. Я присутствую на первой утренней встрече, как представитель Министерства, и впечатлен усердием штата. Сюда будут направлять самых тяжелых больных, у которых фактически не осталось никакой надежды. Я смотрю на сосредоточенные лица и надеюсь, что эти квалифицированные ведьмы и волшебники смогут справиться.
Мы встаем из-за стола, и я уже собираюсь уходить, когда руководитель нового центра подходит ко мне. Я помню её по Хогвартсу. Девушка из Равенкло, на несколько лет старше меня. Внешний вид говорит о её высокой квалификации.
- Мистер Малфой, - тихо говорит она. – У меня для Вас новости. Новости о Гарри Поттере.
Внутри меня что-то оборвалось. Она смотрит на меня и видит, что мои руки начинают трястись, она видит, что я хватаюсь за стол, она видит, что весь цвет схлынул с моего лица, и она слышит, что я пытаюсь что-то сказать, и понимает, что я забыл, как это делается.
- Специальная Команда нашла его, - тихо сообщает девушка. - Он жив. Я точно не знаю, в каком он состоянии, но мне сказали, что в плохом, и ему нужно интенсивное лечение, как физическое, так и психологическое. Артур Уизли сказал мне, что все настолько плохо, что единственно возможным решением может быть только постоянное применение заклинания забвения.
Она берет кружку с кофе из моей руки. На дне всего несколько капель, но меня трясет так сильно, что они забрызгивают края кружки.
- С Вами все хорошо?
Я киваю. Я ухитрился подобрать свой плащ, встать и прочистить горло.
- Пожалуйста, держите меня в курсе любых событий, - говорю я ей, мой голос больше напоминает резкий лай. - Я хочу знать, куда вы его разместите, какое лечение он получает, любое изменение.
Гравий хрустит под моими ногами, когда я прохожу через двор, слишком громкий звук полоснул по моим нервам. Красные листья кружатся, падая вниз с деревьев, приземляясь на серый гравий, словно яркие капли крови.
* * *
Я снова стою на холме, глядя на яркие осенние листья. Я вижу цвета Гриффиндора, перемешанные с цветами Слизерина, как в те времена, как в моем сне. Как раньше. Словно это могло быть снова и снова, если бы не было никакого Волдеморта, никаких Пожирателей Смерти, никакого зла, никакой войны.
Если. Как я ненавижу это бесполезное слово.
Я только что получил известие из Святого Мунго, что Гарри лучше. Он говорил. Он говорил обо мне. И я пришел сюда, чтобы набраться мужества и навестить его.
* * *
Я останавливаюсь в дверном проеме.
Спасибо небесам, он не в кровати. Гарри, закутанный в одеяло, сидит на стуле около окна, его лицо обращено к свету, руки неподвижно лежат на коленях. Он не обернулся на звук моих шагов.
- Гарри.
Только шепот, но он медленно поворачивает голову. Снова внутри меня что-то обрывается, меня захлёстывают жаркие и холодные волны, я борюсь с желанием убежать из комнаты. Предчувствие чего-то дурного и боль охватывают меня и эхом криков отзываются в моей голове, и мне хочется все бросить.
Его лицо заострилось, скулы обтягивает почти прозрачная кожа. Глаза бездонны, темны и пусты. Меня охватывает ярость, моя ненависть столь сильна, что это пугает меня. Если я сейчас что-нибудь не разобью, то я сломаюсь. Поднимаю руку и мой рот, подобно ядовитой змее, шипит заклинание. Зеркало на стене разбивается вдребезги, миллионы осколков разлетаются по полу сверкающим каскадом. Они хрустят под ногами, когда я пересекаю комнату. Я подбираю один из них и сжимаю в руке, до тех пор, пока кровь не просачивается между пальцев, и концентрируюсь на боли, чтобы остановить себя от разрушения.
Гарри вздрагивает, но молчит. Я падаю перед ним на колени, словно в молитве, или в поклонении, или, как бы нелепо это не звучало, словно я собираюсь делать предложение. Я кладу голову на его колени, и спустя долгое время, чувствую, как он прикасается к моим волосам.
Красные и золотые вспышки мелькают в моей голове. Красный и золотой, серебряный и зеленый, смешиваются, словно осенние краски за окном.
Гарри берет мою руку, разжимает мои пальцы и выбрасывает осколок стекла. Звякнув, он падает на пол. Я слышу произнесенное шепотом заклинание, и по моей ладони струится теплая живительная волна, пока рана заживает. Я поражаюсь его силе, изумляюсь его присутствию духа. После года пыток, он более сдержан, чем я.
Через одеяло я чувствую тепло, исходящее от его тела, и его пальцы медленно расчесывают мои волосы, снова и снова, будто он пытается успокоить мои мысли.
Кровь, капающая с моей руки, медленно высыхает на полу. За окном, яркие красные листья, кружась, падают с деревьев и приземляются на гравий.
Наступит зима, и мы окажемся в белом безмолвии. Снег скроет наши кровоточащие раны. Они заживут, и весной мы возродимся, нагие, обновленные и дрожащие.
Я должен в это верить.
Я должен верить, что этой осенью не все умерло.